Искусство страсти строгой
Приглашенная звезда Михайловского театра Полина Семионова станцевала в Санкт-Петербурге «Баядерку». На спектакле побывала ОЛЬГА Ъ-ФЕДОРЧЕНКО.
Приезды госпожи Семионовой в Санкт-Петербург, возможно, не так часты, как хотелось бы, однако они всегда гарантируют художественную состоятельность процесса. Так получилось и в апреле. Балерина отличается особой чуткостью к партнерам по сцене, и на спектакль, состоявшийся 2 апреля, Михайловский театр выставил блестящий мужской состав — Леонид Сарафанов, влюбленный в баядерку индийский офицер, и Марат Шемиунов в «ходячей» партии страстного поклонника Никии по стезе религиозной. Внезапно сложившееся трио получилось замечательным. Полина Семионова не поражала (по крайней мере здесь, в Петербурге) дерзким танцем, активной манерой балетной победительницы и самоутверждением в ранге звезды. Ее характерной особенностью является умная тактика выстраивания роли и весьма редкое в современном театре подстраивание под эмоциональные посылы партнеров по сцене. Первый посыл дал Марат Шемиунов — великий брамин. Давненько не приходилось видеть такого статного мужчину в полном расцвете лет — обычно заведующего индийским храмом представляют властным стариком, одержимым болезненной страстью к подчиненной. Персонаж господина Шемиунова — человек возвышенный (и в буквальном смысле слова) и благородный, у этого великого брамина явно героическое боевое прошлое: он не совершает ни одного подлого поступка, и мотивация всех его действий — чувства к Никии самого что ни на есть романтического характера. Казалось, его горящий взор способен зажечь костер перед храмом, проходной обычно танец баядерок (предваряющий выход Никии) господин Шемиунов превратил в сольную пластическую арию на тему: «Приди в чертог ко мне златой!» И в его «приставаниях» к Никии не было никакого домогательства, как обычно трактуют этот эпизод, но открытие самых сокровенных чувств и величавая замкнутость брамина-одиночки. В противовес возвышенным чувствам великого инквизитора (простите, брамина!) Солор в исполнении Леонида Сарафанова представляет иной вид любви — «Давай сделаем это по-быстрому!». Его герой пылкий и нетерпеливый, готовый, кажется, влезть в окно храма, чтоб быстрее увидеть Никию, он чуть дольше, чем это принято, задерживает ее руку в своих руках, чуть дольше задерживает голову на ее груди… Он влюблен во всех женщин вообще. Поэтому вполне ординарной Гамзатти (Виктория Кутепова) не требуется каких-то больших ухищрений: достаточно многозначительного поигрывания бровями, чтоб юноша мгновенно отправился с нею под венец, несильно переживая об оставленной в лесу баядерке. Что же до самой Никии--Полины Семионовой, то для нее превыше всего обеты и клятвы. Может, она их даже и коллекционирует — свою клятву к высшим силам, обращенную к ней клятву Солора, клятву великого брамина… Мало ли на свете клятв? Потому и так внешне бесстрастен ее танец. В этом танце мало изобразительного ориентализма, который так любят временами подчеркивать балерины, изображающие восточную жрицу. В нем нет призывно отставленного бедра, не завиваются в тройные узлы руки и затылок в перегибах не касается пола. Но в нем есть сдержанность и внутреннее достоинство, наполнившее заключительный акт «Теней» удивительной безмятежностью и строгостью. Госпожа Семионова с партнерами по спектаклю умудрилась превратить знаменитый «Танец со змеей» — тоскливый монолог Никии — в трио, и в этом ансамбле сплелись все главные сюжетные линии «Баядерки». В нем балерина счастливо избегла соблазна чрезмерной аффектации, она не упивалась любовной тоской и не впадала в исступленную шаманскую пляску. Ее Никия завораживала, она медленно и неотвратимо вводила в транс Солора, который, глядя на нее, лобызал ручки Гамзатти, пребывая в полной уверенности, что держит в объятиях Никию. Вся сила отчаяния и надежды, которая владела героями в этот момент, изливалась в параллельном мимическом монологе великого брамина — с предельной откровенностью и сильнейшей романтической аффектацией он пластически «дотанцовывал» недоговоренное, но прочувствованное госпожой Семионовой.
